К вопросу о самолюбии, или Несколько штрихов к портрету аппарата Гаврилово-Посадского райкома ВЛКСМ
«Ленинец», 25 октября 1988 г.
В Гаврилов Посад наш отдел ездил с удовольствием. Хотя назывался он (и на зывается до сих пор) отделом комсомольской жизни, чаще всего писали мы не о комсомольских проблемах как таковых, а о делах и проблемах рабочих коллективов и сельской молодежи. Так вот, в Гаврилов Посад мы ездили с удовольствием по двум причинам.
Первый секретарь Слава Маров пришел в сельский райком после ИСХИ, и можно было всегда быть уверенным, что он даст объективную – не с «потолка» – информацию, «выведет» на проблему и не побоится рассказать о том, что не удается райкому. Поле критических выступлений можно было смело ехать к нему снова, зная, что Слава скажет: «Мы тут на бюро обсудили и, знаешь, вот что придумали…». Демонстративно обиженных лиц и демонстративно «мстительных» отказов типа «езжай на попутках, у нас шофера нет» никто из нас не слышал. Кстати, Слава сам прекрасно водил машину и охотно вез нас в хозяйства – и это было второй причиной нашего «особого» отношения к району: мы не теряли время на поиски нужных людей, нам охотно предоставляли любую информацию. И даже руководители хозяйств в присутствии первого относились к газетчикам из молодежки гораздо внимательнее – у Марова был авторитет.
Собственно, именно его авторитет и заставил меня … уйти из газеты. В одной из поездок Слава, слушая мои наивные рассуждения сельском хозяйстве (взяли меня в «Ленинец» сразу после школы), остановил машину и сказал: «Выходи!»спустившись с насыпи дороги, он сорвал два колоска и , вернувшись к машине, спросил: «Где рожь, где пшеница?» все мои теоретические познания тут же вылетели из головы. Медленно соображая, что – рожь или пшеница – с «усами», а что – без, я потянула руку у одному из колосков. «Правильно, с усами, – захохотал Мааров. – Только это же ячмень…».
Месяца через три я уехала из Иванова в Комсомольск, на «комсомол», чтобы узнать его проблемы «изнутри». Чтобы хоть о чем-то знать не понаслышке.
… Все это вспомнилось в поезде, ползущем до Гав.-Посада два часа. Тему командировки в редакции обозначили весьма расплывчато: «Кадровая политика в комсомоле. Как приходят и куда уходят из комсомола?» Но чем больше думала об этом, тем шире становился круг вопросов: «А зачем идут в комсомол? Чего ждут? Что дает он? Чем становится в судьбе?»
Два дня – поодиночке и всех вместе – расспрашивала об этом аппаратчиков. И выходило, что для каждого из них комсомол стал в жизни заметной вехой, дал очень многое. Хотя пришли на комсомольскую работу почти все случайно.
«Титул» Наташи Железняк звучит бюрократически длинно и скучно: секретарь-заведующая отделом учащейся молодежи и пионеров. Поэтому «в народе» ее должность называют проще – «секретарь по школам». В райкоме Наташа второй год, работала раньше заместителем директора по учебно-воспитательной работе в СПТУ №14. педагогику считала своим призванием, об училище жалеет ужасно – «там все родное было», ни за что бы не ушла, но больше года коллектив лихорадили жалобы склочника и всевозможные проверки по ним. Ушли многие, многие и вернулись, когда тот человек был осужден за драку в училище. Наташа осталась в райкоме: к тому времени комсомольская работа уже «затянула», появились идеи.
«Очень многого хочу, но мало получается», – скажет мне Наташа с грустью. Но разве бывает так, чтобы получалось все? И разве не грозит успокоенность топтанием на месте?
Что же получается? Чтобы совет молодых учителей работал не только на бумаге, чтобы Петровский детский дом не был сиротой. Чтобы школьное самоуправление стало нормой. Получается же в Бородинской средней школе! Все там и решается, и делается вместе – нет разделения на педагогов, учеников, родителей. Даже выходных в школе нет – столько дел, что времени не хватает. Пожалуйста, налицо и роль совета, и авторитет самоуправления. Неудивительно, что именно здесь родилась идея школьной микрофермы.
Или Осановецкая средняя школа. Секретарь комсомольской организации Ира Семенова – она же и бригадир УПБ – пришла к председателю колхоза имени Дзержинского с полной экономической раскладкой: переведите нашу ученическую производственную бригаду на хозрасчет. В правлении прикинули, согласились и… не ошиблись! С 20 гектаров земли, закрепленных за бригадой, школьники убрали 68 тонн кормовой свеклы, получив бз малого 7 тысяч рублей прибыли. Урожайность школьного поля только чуто-чуть не дотянула до колхозных показателей. Вот оно, самоуправление в действии. Наташа мечтает, что опыт бородинцев приживется и в других школах. В Гав.-Посаде же пробивает идею школьного кооператива: для того, чтобы самоуправление работало, нужна работа, дело.
Тут Наталья, видимо, не оригинальна, ибо ставка на дело – кредо первого. Саша Перов обосновывает свою программу так: «У каждого из аппаратчиков должно быть конкретное дело. Вокруг него легче образовывать систему – во-первых; легче поднять на что-то комсомольцев – во-вторых».
…Так получилось, что секретарем комитета ВЛКСМ на заводе я проработала недолго – месяца три. За развал работы весь аппарат райкома сняли, набрали новый – в основном из первичек. Меня, за отсутствием партийности и высшего образования, определили в инструкторы. Аргумент у ребят из обкома, знавших меня по газете, был такой: «Производство узнала, теперь «на селе» поработай». Как и сама я, они видели во мне временщика. Получилось, однако, иначе. Через полтора года перевод в «Ленинец» не обрадовал – комсомол многое взял, но и дал многое. Сколько лет прошло, а то время все еще кажется самой счастливой порой.
Сначала замотала текучка. Готовились к районной конференции, подчищали долги перед ревизией ЦК. (Глубокая осень, грязь непролазная – по деревням на тракторе ездили. Видимо, из жалости к продрогшему инструктору взносы – за год и больше – платили ребята без разговоров).
Потом, когда горячка схлынула, задумались: о каком авторитете комсомола можно говорить, если, кроме уплаты членских взносов и проведения раз в год отчетно-выборного собрания, мы ничего предложить не можем. Занялись клубами (ох, и бедны же они тогда были на селе), организацией соревнования молодых механизаторов (настоящим, не на бумаге; когда приезжали в хозяйство вручать вымпел лидеру за неделю, первый вопрос – о соперниках, хотя знали, что через день-другой будет информация в районной газете), создавали клубы по интересам. А каким праздником стали поездки на концерты Пугачевой, Рымбаевой, Толкуновой, Лещенко! Многие из ребят впервые побывали тогда во Дворце текстильщиков. Это было именно то, что Саша Перов обозначил как «конкретное дело комсомола».
В Гав.-Посаде расклад такой: у Перова – молодежное кафе, у Наташи – бюро добрых услуг (каждый день приходят школьники в райком , берут адреса тех, кто нуждается в помощи), у Николая Лазарева, второго секретаря, – спортивные секции. Кафе строили, наверное, сто лет. Саша сдвинул строительство с мертвой точки, довел до конца – весной кафе открыли, и теперь он не без иронии, но и не без гордости говорит: «Хоть что-то после меня останется».
Николай пришел в райком после школы – преподавал физкультуру. Секретарем стал по конкурсу – впервые попробовали здесь столь демократичную систему замещения вакантной должности. Выступив перед членами бюро со своей программой, Николай, в числе прочих пунктов, назвал и организацию секций самбо. Теперь ведет в них занятия – держит слово. В день рождения комсомола планируют открыть передвижной тир – он уже готов. Это – тоже из программы действия.
Конечно, может быть, им просто легче работать – времена другие. Вспоминает же предшественник Перова Вячеслав Тюремнов (он в 85-м ушел из райкома). Что их рабочий день начинался с планерки. Ежедневно (!?) анализировали цифры по взносам и приему. Зачем?.. Какие отчеты-простыни запрашивали в обком! По 100-150 пунктов. Трудно поверить, что их кто-то анализировал, сопоставлял…
Впрочем, и Перов еще вкусил прелестей бумажно-отчетной жизни. И если на стройке, где исполнял обязанности главного инженера, многие бумаги смело отправлял в корзину, в райкоме их поначалу культурненько складывал на стол – думал, действительно важные. Полгода так продолжалось, пока в курс дела входил. Потом – сориентировавшись – объявил бумагам бой. В том же статотчете из ста с лишним пунктов была, например, отдельная графа по КМК – сколько их создано, сколько в них людей, сколько из них комсомольцев. Подразумевался, естественно, рост. И хотя Гав.-Посад был по числу комсомольско-молодежных коллективов первым в области, что обеспечивало спокойную жизнь, Перов бесстрашно… начал сокращать их. В обкоме подобную инициативу не одобрили, конечно, но Саша отстоял свою линию.
Самостоятельностью суждений и смелостью поступков Перов невольно вызывает уважение. Примеров тому можно привести немало. Железняк, например, благодарна ему за то, что взял в райком, не побоявшись затянувшейся склоки в училище и «сигналов» на нее (другой бы десять раз подумал: «А вдруг…»). Лазарев считает, что не пришел бы в райком, не будь выборов – Перова идея, он и конкурсом руководил. Орготдел смело занимается КИТами, молодежными фермами, отстаивает интересы молодежи, защищает свой актив (не дали же сократить секретаря комитета ВЛКСМ Петровского спирткомбината) – чувствует за спиной надежный тыл в лице первого.
К вопросу о самолюбии. Саша считает, что оно должно быть у каждого. Пошутил: «Когда хорошо райком работает – скажут, аппарат хороший, когда плохо – скажут, первый виноват». Это так. Но вряд ли мог бы хорошо работать аппарат, не будь столь сильного лидера, как Перов. И разве не бывает так: чем умнее и ярче руководитель, тем инициативнее, образованнее его подчиненные? И – наоборот – недалекий, бездарный начальник сплошь и рядом норовит подобрать в свою команду народ посерее.
Максималист Перов искренне хочет, чтобы в комсомоле видели не резерв, не помощника партии – партнера. Причем – со своей программой, смелого, самостоятельного в решении дел. Собственно, несамостоятельность комсомола, считает он, и привела к кризису. Для того чтобы выйти из него, необходима конкретность, нацеленность на дела – от первички до ЦК.
Круг замкнулся. Мы снова вышли на его программу дел.
И еще один штрих к подлинному портрету райкома. Будь у руля райкомовского корабля другой, менее сильный руководитель, ребята все равно работали бы хорошо. По той лишь причине, что все они имеют конкретную профессию и опыт работы на производстве, в сельском хозяйстве, школе. Это взрослые люди, имеющие жизненный опыт, умеющие самостоятельно мыслить и знающие, что им есть куда уйти, – это ли не лучшее лекарство от перестраховки, безынициативности, карьеризма?
На комсомольскую работу, повторюсь, все они пришли случайно. Не суть важно – откуда и почему. Важнее другое: никто из аппарата не думает о том, куда уйдет завтра, – так интересен им день сегодняшний, так наполнена смыслом их работа. Даже Перов, убежденный, что в райкоме нельзя работать тем, кому больше 25, и нельзя работать больше трех-четырех лет – неинтересно! – даже он не задумывался еще, куда уйдет.
Не знаю, как в других райкомах, но подобная беззаботность ребят вполне оправданна: они живут интересами не своими – молодежи. Вот даже и пленум год назад провели – «Роль и место комитета комсомола в жизни трудовых коллективов».
Главная мысль его стала для них своеобразным компасом в работе: добиваться, чтобы все решения, затрагивающие интересы молодежи, принимались непременно при участии комсомола. Процентов на 60, считают ребята, эта установка выполняется. Исключение – распределение жилья. Как ни бились – все напрасно. Тогда – упрямые же! – вышли на идею МЖК. Опять-таки, как и при строительстве кафе, сработал опыт Перова – он ведь строитель по образованию, в райком из ПМК пришел.
Возможно, все они перейдут со временем на работу в райком партии. Хотя… Заворг Сергей Ткачев видит себя скорее экономистом – он учится в ИвГУ. Саша считает, что опыт комсомольской работы очень может пригодиться в хозяйственных делах. Вера Кучеренко, инструктор, подумывает о школе. Валерий Жильцов, замзаворга – по образованию агроном. После армии его место в хозяйстве оказалось занято. Работу в райкоме предложили, когда пришел сюда вставать на комсомольский учет. Так что, кто знает…
Но знаю другое. Комсомол для этих ребят – не ступенька роста, не возрастное понятие: скорее – судьба.
Л.Клюшкина.