Бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ Виктор Мироненко: «Демократия – это теорема, которую нужно доказывать каждый день»
«Известия в Украине», 31 июля 2008 года
Комсомол, организация-легенда, стала не только кузницей олигархов, но и средством полураспада СССР. Возродить его нельзя, но опыт его помнить нужно. Об этом первый и предпоследний секретарь ЦК ВЛКСМ Виктор Мироненко рассказал главному редактору «Известий в Украине» Янине Соколовской
«На счетах комсомола был $1 миллиард, партии – $ 10 миллиардов»
- Комсомол сравнивают с масонской ложей, потому что выходцы из него работают во власти и крепко держатся друг за друга. Вы согласны с таким определением?
- Дело не в масонстве, а в личных контактах. Представьте, вы с кем-то общались, работали на одном заводе, вместе карьеру делали, по жизни шли. От таких товарищей невозможно отказаться. Я всегда говорил, что комсомол – это карьерный лифтинг. Я, кстати, Горбачеву рассказывал, что жалею только об одном: в 1990-м не предложил съезду преобразовать комсомол в социал-демократическую партию. Я был готов к этому теоретически, но не психологически.
- Комсомол называли и подвидом мафии.
- Когда теперь говорят, что миллиардеры родом из комсомола, я утверждаю, что те, с кем я общался, олигархами не стали. А это – высший комсомольский уровень. Я не считаю эту организацию мафией, хотя моя кандидатская посвящена комсомолу. Термин «мобилизационная модель молодежной организации» внедрил я. Он используется до сих пор. А на днях я прочитал, что снова первый студенческий отряд прибыл на строительство объектов будущей Олимпиады в Сочи. Все начинается сначала.
Но возродить комсомол нереально. Он был возможен только в свое время. Комсомол родился потому, что миллионы молодых и не имевших перспектив, хотели отстоять свои права. Это революционная организация. На мой взгляд, революция началась даже не в 1917-м, а в 1905 году и не завершилась в 1991-м.
- Какие вопросы мог решать Мироненко своей властью?
- Достаточно серьезные, хотя далеко не все. Вместе с Дмитрием Ткачом, нынешним послом Украины в Венгрии, мы создали систему научно-технического творчества молодежи, которую потом назвали первой системой обналички советских денег, развалившей советскую экономику.
До этого деньги передвигались безналом, а фонд заработной платы контролировался жесточайшим образом. Не было ничего более святого, чем этот фонд и Владимир Ильич в Мавзолее.
Мы смогли сделать в монолите советской системы малую брешь – начали выплачивать наличными деньгами гонорары авторам научных разработок. И чтобы добиться этого, мы прошли все инстанции, включая ЦК. Потом Рыжков кричал, что Мироненко разрушил экономику СССР. В итоге появился закон о кооперативах. Обналичка началась практически в каждом директорском кабинете, но к этому мы уже не имели никакого отношения.
- Вы добились для комсомола права заниматься коммерцией?
- Когда я уходил из ВЛКСМ, то передал своему преемнику миллиард долларов, который мы сами заработали через бюро молодежного туризма «Спутник», на издательской деятельности, центрах отдыха. Комсомол был абсолютно самодостаточной организацией. На этот миллиард, лежавший на счетах, я смотрел, как кот на сало. Потом решился – пошел к управделами ЦК партии Николаю Кручине, но он никакого решения не принял. А позже его то ли из окна выбросили, то ли он сам выбросился. У партии тогда на счетах было $10 миллиардов.
«Зинченко – человек способный»
- Куда после развала комсомола исчезли эти деньги?
- Наверное, их украли, но не комсомольцы. Официально деньги делил последний съезд комсомола и совет под руководством Александра Зинченко. Делили между всеми пятнадцатью республиканскими организациями.
- А потом Зинченко открыл в Москве банк.
- Этот банк создал я еще в 1989 году, «Феникс» назывался. Мы тогда решили: если свободы стало больше, появилась возможность работать в неких рыночных условиях, надо банк создать. Я дал 500 млн. рублей – так ЦК комсомола стал учредителем банка.
Зинченко, человек способный, пришел ко мне и с предложением – создать телеканал «Интер». Он говорил, что общесоюзный эфир ОРТ растягивают областные администрации и заполняют его, чем попало. Мы пошли с его идеей к Березовскому, Яковлеву, Патаркацишвили. Я предложил помочь Зинченко: «Сделаем его юридическим лицом и будем руководить им». Так появился «Интер».
- Когда вас назначали первым секретарем, Щербицкий вас поддерживал? И кем он в действительности был – государственником или карьеристом?
- Он был прежде всего человеком своего времени. И мне казалось, что он любит Украину. Я убеждал Горбачева, что Щербицкий не собирается в генеральные секретари, ему нравилось работать на Украине. На общем фоне центрального аппарата он был интеллигентным и разумным. Он говорил: тяжело руководить, когда Киев – столица Украины, Львов – столица не той Украины, Харьков – первая столица Украины, Одесса – не первая, но и не вторая, Днепропетровск делит время на петровское, допетровское и днепропетровское, а Донбасс никто не ставил на колени.
Предсмертную записку Щербицкого я советовал бы чиновникам повесить в кабинетах рядом с портретом президента. В ней сказано «Там у меня 48 000 рублей, которые я накопил. Это все, что я заработал». И это Щербицкий, который фактически владел всей Украиной.
Когда я проходил у него собеседование, он мне сказал: «Имей в виду: как первое лицо, ты отвечаешь за все, но руководить можешь только семью людьми. И есть только два вопроса, которые ты обязан не выпустить из поля зрения и кому-то перепоручить – это национальный и кадровый».
Вообще, мне в жизни очень повезло, я общался с великими людьми, дружил с митрополитом Питиримом. Мои записи о разговорах с ним сейчас хранятся в архиве современной истории. Незадолго до смерти митрополита я спросил: есть ли в Святом Писании предсказание будущего человечества? Он поначалу сказал «нет», потом задумался и говорит: «Одно есть – всем хана. И предотвратить это невозможно».
- Говорили, что вы, большой поклонник философа Канта, будучи комсомольским вожаком, цветы на его могилу возлагали...
- Это анекдотичная история. Когда я решил, что уйду с поста, одну из последних поездок я совершил на комсомольскую конференцию в Калининград. Исполнил все ритуалы с посещением кораблей и производств, а вспомнил, что я все-таки историк и философ, а в Калининграде Кант похоронен. Попросил местных хлопцев-комсомольцев показать, где могила. На следующий день они за мной заехали, привезли на кладбище, а там над заброшенной могилой Канта стоит рота почетного караула, оркестр и огромный венок с лентой «Иммануилу Канту от первого секретаря Центрального Комитета ВЛКСМ».
«Ельцин начал двоиться»
- Сейчас вы издаете русскоязычные переводы украинских политиков и философов. Когда издание трудов Петлюры готовили, были какие-то моменты, которые вы хотели исключить из текста?
- Переводом книг Петлюры занималась Галина Лесная. Она возмущалась: «Что ты мне дал? От его писем функционера становится тошно, как на комсомольском собрании». Сам я переводил Лысяка-Рудницкого, далее в этой украинской библиотеке появятся Драгоманов, Грушевский.
- Вас обвинили в том, что поддержали «ЧП районного масштаба»...
- Было такое. Мне очень понравилась повесть Юрия Полякова о «ЧП». Образ первого секретаря райкома комсомола получился достоверным, но фильм по книге стал снимать слабоватый режиссер Снежкин. Деньги выделило Госкино, а потом приходит ко мне секретарь по культуре Сережа Рогожкин, мнется и говорит, что кино хотят показать в ЦК. Я ответил: «Пусть».
Они привезли фильм, еще теплый. В зале собрался почти весь аппарат ЦК. Я посмотрел кино, потом подошел к Снежкину и говорю: «Это твоя режиссерская неудача. Ты схалтурил». И Полякова спросил: «Как ты мог позволить сделать из талантливой вещи такую порнографию? Извини, поздравить не могу».
Через 3-4 дня мне на «стрессовый» телефон позвонил глава Госкино и говорит: «Виктор Иванович, тут фильм сняли «ЧП районного масштаба». Что с ним делать?». Я говорю: «Это ваши деньги, ваш творческий план, вы и решайте. Но, по-моему, фильм неудачный. Сконъюнктурил парень». Я ведь понимал: Снежкин ждал, что я взбрыкну и дам команду запретить картину. Он устроит пресс-конференцию, расскажет, что комсомольцы себя узнали, и фильм пойдет с этой рекламой. Но он так и не стал популярным и денег не заработал. А в ЦК меня обвинили, что партия теряет свой авторитет, потому что Мироненко выпустил на экран «ЧП».
- Много говорили о вашей ссоре с Ельциным. Это личное неприятие?
- Пост первого секретаря ЦК ВЛКСМ был прерогативой московской комсомольской организации. Появление человека с Украины восприняли с большим трудом. Мне было тяжело вжиться в московскую номенклатуру. И Ельцин примерно в таком же положении был. Хлопцы с Урала мне посоветовали: «Иди к Ельцину, он любит комсомол, он демократичный». Действительно, он меня приятно удивил. Но когда начались «люберецкие дела», я его увидел другим: на людях он был демократом, а на деле хамом партийным, ломал людей, обзывал их последними словами.
Потом было его «историческое» выступление на пленуме 1987 года. Я свидетель: никакой историчности там не было. Просто анекдот получился. Идет пленум ЦК Компартии, я сижу рядом с Ельциным, он спит. Повестка дня соответствующая: «Обсуждение доклада генерального секретаря на торжественном собрании, посвященном 70-летию Октябрьской революции».
Выходит Горбачев и комментирует минут 25-30. Далее должно быть обсуждение, но никто не хочет выступать. Лигачев настаивает. Ельцин спит и делает этакий непроизвольный жест рукой. В президиуме это замечают и говорят: «Товарищ Ельцин хочет выступить».
Он идет на трибуну, ничего не понимая. Раньше он всегда выступал с бумажечкой, а тут ее не оказалось. Ельцин попадает в совершенно идиотскую ситуацию и начинает говорить, что перестройка – это хорошо, это правильно, но есть недостатки. Вот, Михаил Сергеевич, вас хвалят, а вы на это не реагируете. Как же так? И секретариат ЦК КПСС плохо перестраивается, работает по-старому». И тут лицо Лигачева наливается кровью – это же камень в его огород. Ельцин на него «наехал», потому что из-за Лигачева не мог пробиться к Горбачеву.
Ельцин заканчивает речь. Горбачев объявляет записавшихся на выступление, и я с ужасом слышу, что это люди, которых Лигачев «подвесил». То есть, к увольнению приготовил. У них появляется шанс выслужиться, спастись.
В общем, к шестому выступлению Ельцин стал врагом партии и его, как Каплан, нужно было расстрелять. Ельцин сидит с круглыми глазами и не понимает, что происходит.
В перерыве собирается группа демократов. «Что делать?» – спрашивают. Я говорю: «Перерыв объявляйте и выступайте все, кто может».
А буквально через несколько дней, на торжественном заседании в Кремле Ельцин подходит, обнимает меня и говорит: «Виктор, спасибо, что ты не включился в мою травлю».
Прошло полгода, звонит мне ректор Высшей комсомольской школы Головачев: «У нас вчера Ельцин выступал. Его спросили: «Как вы относитесь к первому секретарю ЦК ВЛКСМ?». Он ответил: «Учитывая, что на октябрьском пленуме ЦК КПСС он облил меня грязью, я его никак характеризовать не буду».
Проходит месяц. Мы встречаемся на заседании в Кремле, и он мне говорит: «Здравствуй, дорогой», руку протягивает. Я руки не подаю, отвечаю: «Борис Николаевич, вы мне объясните, когда правду говорили: после пленума или месяц назад, в комсомольской школе?». Но речь Ельцина была опубликована как самая демократичная. В ней было все, что требовало время, включая критику Раисы Горбачевой. За этим – политтехнологическая история. В Академии общественных наук собрали главных редакторов всех газет Союза. Пригласили Ельцина и сказали: «Борис Николаевич, вы на пленуме выступали, а речь не опубликовали. Непорядок». Помощник его говорит: «Завтра принесем». Доклад за ночь написали Полторанин с Бурбулисом, размножили и на следующий день раздали всем редакторам. Еще через день это «выступление» прочитала вся страна.
- Вы счастливы, что вовремя ушли из комсомола в науку?
- Аристотеля спросили: «Что такое счастье?» Он ответил: «Счастье – это благо». Ему сказали: «Есть и другие блага». Он ответил: «Счастье – это высшее благо. Богатство, слава и власть – это очень высокое благо, но счастье выше их». Эта формулировка – на все времена. После Аристотеля никто ничего принципиально нового не написал ни о человеке, ни о сообществах людей.
←
Комсомол: уроки прошлого и опыт для современного молодежного движения